СЛОВЕСНОСТЬ
Прапорщик(случайно в казарме) мимоходом поставил на нары шашку и стоит, скрестив на ней руки и подбородком опершись, слушает.
Учитель. Фахретдинов! Что нам напоминает вензель?
Фахретдинов. Вензель напоминает имя императора, который даровал знамя, господин учитель.
Учитель. Отставить. Вензель напоминает первую букву…
Фахретдинов. Никак нет, господин отделенный. Вензель та самая и есть буква.
Учитель. Врешь!
Прапорщик(учителю). Молчи, дурак, если сам не понимаешь, когда тебе верно говорят.
* * *
Торт Пралинэ привез с собой большой флакон с одеколоном. — "Я, говорит, каждый день привык обтираться одеколоном" — "Каким?" Обиженно: — "Конечно, брокаровским!" Ломовой извозчик Романов ("Меня все болото в Москве знает, фамилия громкая") посмотрел, фыркнул: — "Одеколон!" С такой силой презрения, что Торт беспокойно замигал глазками: — "А что?" — "Ничего, запах хороший." Вечером Торт отомкнул сундучек — все в порядке, а флакон пустой. Романов: "Что, что? Ясное дело, выпили! Кто же нынче одеколоном умывается." Романов был все время с нами на плацу. Он тут не при чем.
* * *
Казарма про себя мурлыкает обрывки маршевых песен. Чаще всего слышу: "Ты скажи моей хозяйке, я женился на другой. Я женился на другой." Больше всего любят: "Вы не вейтеся, черные кудри, над моей больной головой." И в этой песне любовь не к жене, солдатке, а к "другой."
* * *
Я купил за три рубля у раздатчика керосина маленькую керосиновую лампочку (в 5 линий). Фактом сей покупки приобрел и право писать. На покупку керосина даю особо. Лампу ставлю на подоконник, а чтобы свет не мешал соседям — ширма из газетного листа. Лежу грудью на изголовьи и пишу карандашом.
* * *
Когда взводному что-нибудь написать: "Ребята, у кого есть карандаш?" Молчание. Проходит полминуты. — "Ребята, у кого есть карандаш?" Молчание, потому что он карандаши зажиливает, домой отправляет — там у него дети учатся. — "Фурсов!" — "Я!" — "На носках! Боевая задача: найти карандаш." Фурсов: — "Ребята, у кого есть карандаш?" — "Мы неграмотные," — голос с верхних нар.
* * *
Поговорка "Беглый огонь, один патрон" привилась со времени галицийского отступления.
* * *
У ефрейтора Коротина — баба. Приходит. Лицо бледное. Брови будто проведены тонкой кистью, обмакнутой в китайскую тушь. Что редко бывает: женщина не прилипла, не виснет, не влипается, а все кружится около него, приникает, но не впилась клещом. — "Коротин, нескромный вопрос: жена?" — "Нет, так приблудилась бабенка." — "Мужняя жена?" — "Нет, солдатка. Мужа у ей в Августовском лесу пришпилило". — "Как пришпилило?" — "Мы отходили. Лес — мачтовый. Лежишь за деревом. А он снарядами лес как машинкой стрижет. Сосны вершину срезало. Она, как оперенная стрелка, концом вниз пала и приколола его к земле. Насквозь пробила. Я ей и рассказал про мужа. Мы с ним рядком за той сосной лежали. Одного взвода. А губерний разных." — "Что же у ней — дети?" — Неохотно: "Не знаю. Сказывает, что нет."
* * *
— жестоко. У покойников всегда такие мирные лица. Никогда не видал с гримасой мучений. А какие бывают!
Вот если с неба падет оперенная стрела и неловко, не сразу к земле приколет. И вертись на булавке, пока не сдохнешь.
* * *
Всем легко. О доме забываем. Писем не ждем. И мало кто пишет. Там дома, вероятно, какое от этого беспокойство!
Коротин говорит: "Потом опять скушно станет. Еще как!
* * *
Бег начинается с полминуты. Первая полминута ужасна. Ведь я не бегал вот уж сколько лет. Разве иногда трусцой пять сажен к трамваю. Торт Пралинэ упал. Прапорщик подошел: — "Что лежите?" — "Так точно, ваше благородие, лежу!" — "Ну, лежите."