IX. Девочка с узелком.
Мурманскому маршруту дали путь на Москву по графику [11] бывшего курьерского поезда: шестьсот шесть верст от Петербурга до Москвы он проходил в десять часов всего, с несколькими остановками в пути.
Комиссар движения говорил с Граевым по телефону и шутил:
— Ну, торопыги, посмотрим, как вы сладите с курьерским графиком.
— Справимся как-нибудь.
Оба декапода и несколько вагонов загружены сухим швырком [12] (выменяли у Александровского завода на табак и ситец). Сигнальные колокола прозвонили путь на Москву, взмахнули крылья семафоров; мурманские «американцы» взревели, сорвали поезд с места и ринулись вперед на Москву, на юго-восток.
Марк со своими тремя белпорожскими товарищами забрался, взяв с собой вместо подушек котомки, на крышу вагона. Вдоль всей крыши посредине постлан узкий дощатый мостик с железным поручнем на невысоких стойках. Марк учил товарищей:
— Гляди, поглядывай вперед на мосты. Под мост голову держи ниже поручня, а то сшибет.
Ветер от бега поезда свистит в ушах; задувает в рукава; горбом вздымает на спине рубаху; холодит. Жутко, когда паровозы ныряли в серый квадратный рот мостовой фермы. Петька-телеграфист и Ленька Култаев тотчас падали на мостик, приникая к доскам. А Марк и Волчек, сладко замирая, смотрели, как мост втягивает вагон за вагоном, словно тянет с ложки длинную лапшу; мальчишки улучали миг, чтобы пасть вниз на мостик в то самое время, когда вот-вот вагон нырнет под верхний брус моста. И, громыхнув над головами, мост сжимается в зеленой дали серым квадратиком и пропадает по кривой.
От ветра мальчишки зазябли и скоро все трое, свернувшись с котомками под головами, заснули, а Марк не спал. Темнело, хотя и близился рассвет; поезд убегал на юг от белой северной ночи... «Бологое». Поезд встал, пройдя перрон вокзала, поставленного меж московским и петербургским путями. Марк смотрел, свесясь, с крыш вагона на загроможденные порожняком и холодными паровозами линии пути. Светлело. Марк увидел, что вдоль поезда по междупутью идет к концу маршрута девочка с узлом в руках. Она останавливается перед каждым вагоном, смотрит вверх и о чем-то просит и снова идет дальше. Подошла к последнему вагону, плачет, утирая слезы краем белой пелеринки, накинутой поверх серенького платья.
— Ты чего, девочка, плачешь? — строго спросил Марк, пыхнув дымом папиросы.
Девочка подняла голову и сказала:
— Я потеряла свой поезд. Они уехали.
— Кто они?
Девочка объяснила, что она из Петербурга. Весь их институт везут в Симбирск на Волгу.
— Эвакуация, значит?
— Да.
— Значит, ты буржуйка!
Девочка нахмурилась и промолчала. Марк продолжал:
— Так ты нагоняй их рысцой. Беги, может, догонишь.
— Мальчик, возьмите меня с собой; когда мы нагоним, я слезу.
— Нельзя, — сказал Марк, — это рабочий поезд.
— Возьмите, возьмите меня!
— Ну, лезь сюда, — смеясь закричал Марк.
Девочка вскрикнула и, надев узелок на левый локоть, кинулась к вагону. Поезд ускорял ход. Марк услышал крик и плач; скользнул по мостику вагона к концу и увидел, что на нижней ступеньке узенькой железной стремянки вагона повисла и цепляется девочка; ноги ее, волочась, били по концам шпал, но она не отпускала рук. Марк спустился по стремянке донизу и, подхватив девочку подмышку, стал ее тянуть вверх. Поезд шел все быстрее. Марк охватил из-под руки спину и голову девочки, прижав ее к своей груди, напряг все силы, вися на поручне левой рукой. Ноги девочки перестали колотиться о шпалы. Марк ей кричал: «держись за шею». Девочка слабо обвила его шею правой рукой. Марк поднял ее, и она стала ногами на нижнюю поперечину лестницы... — Ну, лезь на верх.
— Ну, полезай, что ли. — Марк толчками и ударами стал подгонять девочку, и она, плача, полезла вверх, цепляясь худенькими обнаженными выше локтя руками за железные прутья... На крыше она снова обессилела и свалилась. Марк уложил ее вдоль мостика, подсунув ей под голову свой мешок с надписью «Смерть врагам».
Девочка стонала:
— Ты мне синяки сделал на боку.
— Синяки! Тоже! Я из-за тебя сам, было, не пропал. А то «синяки». Лежи уж, да молчи. А то, гляди, рассержусь, столкну с вагона...
Девочка посмотрела на Марка испуганно, вцепилась в стойку руками и прошептала:
— Милый, я не буду. Не надо!
И затихла. Марк лег возле нее и видел, что в уголках темных глаз копятся крупные слезы и, наполнив, льются через край...
— Эх, ты, дрянь, — сказал Марк: — радоваться бы, что пустили в поезд, а она ревет. Перестань, а то спихну...
Глаза девочки высохли. Она улыбнулась.
— Как тебя зовут?
— Аня Гай. А ты?
— Марк. Фамилия моя Граев. Отец — в вагоне. Токарь. Мастеровой из депо. А твой?
— Полковник.
— Га! Полковник. Эх-хе-хе. Да ведь, ты «контра». А мать у тебя есть?
— Мама умерла.
— А у меня есть мать. Ну, ладно, лежи уж, «контра». Да поглядывай на станции, где твой поезд стоит. Мы ведь не везде стоим. Мы курьерским идем.
— Я буду смотреть.
— А как ты свой поезд узнаешь?
— Он серый весь, с красными крестами.
— Санитарный. А паровоз какой?
— Хороший!
— Хороший? Я спрашиваю какой: «эшка», «коломенка» или «путиловский».
— Не знаю.
— Эх, ты! Тут санитарных поездов пустых везде на станциях сколько угодно... А сколько вагонов в вашем маршруте?
— Я не сосчитала.
— Да, плохо твое дело, Аня. Глупые вы, девчонки. Уж посадили тебя в вагон, и сиди до места...
— Я напиться ушла.
— А узелок зачем взяла?
— Чтобы не украли...
— Что в узелке-то?
— Так. Платье и другое...
— Кто ж украл бы. Подружки что ли?
— Я не знаю...
Аня дрожала от ветра. Но солнце было уже над землею и местами пропыхивало румяным полымем сквозь чащу елей и обдавало детей ласковым теплом. Товарищи Марка пробудились. Марк рассказал им, откуда и как взялась на крыше вагона девчонка. Аня Гай протянула им по очереди тоненькую посиневшую от холода ручку и назвала себя. Сашка Волчок сказал Марку:
— Попадет тебе от отца — «контру» в поезд пустил. А ты ей хлеба-то дал?
— Нет!
— Поди, она не емши?
Аня сказала, что она давно не ела. Два дня почти. Но это ничего, она есть не хочет.
Сашка достал из сумки кусок хлеба и протянул Ане. Она жадно схватила кусок и, прижав его к груди, закрыла глаза...
— Ты смотри, поезда своего не прогляди...
— и ни одного поезда навстречу. Аня Гай вскрикивала, завидя на путях серые вагоны санитарных поездов, но они были без паровоза и с разбитыми окнами. Девочка плакала, откусывала маленькими кусочками хлеб, прятала снова кусок под пелеринку.
Солнце обливало детей теплом, порой из трубы паровоза по ветру обдавало пахучим, влажным мятым паром.
Близилась Москва. Мальчишки ждали остановки, чтобы перебраться в вагон, и дразнили Марка с Аней:
— Невеста без места [13], жених без штанов!
определить, где каждый поезд должен находиться в то или иное время, в каких точках пути поезда должны обогнать или пропускать вперед себя другие, на каких станциях должны происходить (при одной колее) скрещения встречных поездов.
12. Дрова.
«Местом» на севере вообще называют постель. В приданом невесты «местом» называются все постельные вещи. Бывают бедные невесты, бесприданницы, «без места».