XIV. Базарный вздор.
Внизу на улице у подъезда малюшинец остановился и некоторое время стоял в задумчивости и внимательно рассматривал Марка, словно увидел его впервые. Лицо у Стасика было расстроено, складочка между бровей указывала на озабоченную думу. Марк перевел вид Стасика на свой язык так:
— Чего же мне с тобой теперь делать? Надоел ты мне, парень. И зачем это я с тобой связался?
Марк встревожился и снова вспомнил про свой маршрут и про отца. Что если маршрут ушел или отправляется? Марк подумал, что Стасик бросит его в незнакомых местах и придется долго плутать. Мелькнула мысль об Ане, но теперь, после свидания с Марсом и Куртом, найти девочку казалось Марку невозможно. Мальчик спросил малюшинца:
— Далеко отсюда до Курского вокзала?
Стасик презрительно усмехнулся и спросил:
— Твой отец большевик?
— Да.
— А ты кем будешь?
— Тоже.
— Не тоже. А коммунистом.
— Да.
— А быть коммунистом значит — думать не о себе, а о товарищах. Девчонка товарищ тебе?
Марк медлил ответом.
— Если она тебе не товарищ, то ты должен стать ее товарищем. Понимаешь, чтобы все были друзьями и так далее. Чем больше друзей, тем меньше врагов. Чем меньше врагов, тем легче их победить.
— Это ясно! — угрюмо пробормотал Марк, — а что же нам делать, если собака отказалась...
— Ты прав. Курт поступает, как собака: на сене лежит, сам не ест и другим не дает. Нам надо подумать самим.
— Я думаю...
— Не тем местом думаешь.
— Ну уж ты не очень задавайся. Я и без тебя могу.
Он решительно повернул и пошел по улице, не зная куда и уставясь себе под ноги. Малюшинец пошел рядом с ним. Так они дошли до поворота, и Марк, не глядя, повернул за угол, и Стасик с ним. Свертывая направо и налево, они бродили около часа, оба упорно думая. Какой-то прохожий, наскочив на Марка, грубо его толкнул. Марк с удивлением осмотрелся, пробуждаясь от упорной думы. Стасик остановился и, улыбаясь, спросил:
— Ну, надумал?
Марк нерешительно сказал:
— Видишь ты, какое дело. Если нам нельзя ее найти, пускай она ищет нас. Может, никто ее и не увозил, а она бродит тоже. Мы не знаем, где она, — пускай она знает, где я. Надо опять мешок напоказ, чтобы она сразу увидала.
— Я думаю, что она тебя в лицо скорее узнает, чем по затылку. А все же, мальчик, из тебя выйдет, может выйти толк.
Стасик стал говорить с Марком тоном, подобным тому, каким с ним самим говорил Курт Кроон:
— Я думал тоже о твоем мешке. Где бы она ни была, нам надо дать ей знать, что мы ее ищем. Коротко говоря, надо звонить
Стасик стремительно увлек за собой Марка вперед. Вдали на перекрестке уносились в небо золотые кресты под голубыми главами храма и молчала колокольня. Марк отогнал набежавшую смешную мысль, что они сейчас поднимутся на колокольню, ударят в колокол, сбежится народ, и Стасик скажет на митинге речь об Ане Гай.
Марк улыбался, шагая рядом со Стасиком.
— Слушай, Марк, не беда, если тебя вздуют разочек?
— Зачем? Я сам вздую.
— Надо. И уж твое дело не сдачи давать, а утекать, а то и косточек не соберешь... Здорово могут вздуть.
— Один раз ничего...
— Ладно. Едем на Курский вокзал.
По улице проходил вагон трамвая, полупустой, потому что в это лето в трамвай пускали только бесплатно советских служащих по особым удостоверениям. Стасик вскочил в трамвай на ходу, за ним и Марк.
— Нельзя! — сказала кондукторша, толкая Стасика в грудь кулаком, — слезайте...
— Нам можно, товарищ...
Он достал из кармана какую-то бумажку, сунул ее под нос кондукторше и прибавил:
— Я везу в отделение очень опасного бандита. Вы слыхали про мальчика со смертью? Нет? Вот это он и есть: смотрите...
Стасик повернул Марка спиной и, приподняв мешок, показал кондукторше, что было там изображено.
Кондукторша ничего не слыхала о мальчике со смертью; она посмотрела на Марка опасливо и больше их не тревожила, а тотчас пошла на переднюю площадку к вожатому вагона и сказала ему:
— Мальчика со смертью пымали.
Вожатый ни на миг не задумался о том, что может значить сочетание слов «мальчик со смертью». Он взглянул вперед, нет ли на пути прохожего или экипажа и, выключив ток, спросил:
— Где?
— Да вон «агент» у нас в вагоне его везет...
Вожатый встал и посмотрел через стеклянную дверь в вагон, где рядом на скамейке сидели Стасик и Марк, о чем-то споря.
«мальчик со смертью» — на рельсах впереди застрял ломовик. Трамвай зазвонил отчаянно. Вожатый сразу забыл о мальчике со смертью, тормозил, звонил воздушным, топал ногой по кнопке звонка, вызывая ужас в ломовике и его лошади, которые оба, выбиваясь из сил, старались свернуть воз с рельс. Тщетно: вагон ударил в бок телеги, разбил ее, подмял извозчика и, наконец, остановился. Лошадь с обломками оглобель тяжко поскакала, вздымая гриву. Ее кинулись ловить. Около разбитой телеги и придавленного ломовика собрался народ. Стасик сказал Марку, который сунулся было посмотреть на задавленного: — идем, скорей пешком дойдем. Теперь тут на час будет разговоров.
Он подхватил Марка под руку и на ходу ему сказал:
— Вот тебе раз навсегда правило: если ты не карманный вор, подальше от всяких уличных происшествий.
Они поспешно удалились от места катастрофы. Ломовик кричал от боли, громко ругался, требуя, чтобы вагон подали назад. А вожатый стоял над ним в отупении, снял с правой руки рукавицу, высморкался и сказал:
— Вот тебе и «мальчик со смертью»...
— Мальчика задавили, товарищи? — спрашивали в толпе.
Кондукторша сердито проворчала:
— Да нет, граждане. «Мальчика со смертью» мы везем, а он...
— Какого «мальчика со смертью»?
— А вы не слыхали?
«чека пымала бандита, предводителя шайки „мальчиков со смертью“». Любопытные расспрашивали о подробностях, и кондукторше пришлось наспех кое-что присочинить. Потом, когда дело с ломовиком разобралось, извозчика увезли в больницу, воз убрали с рельс, а помятый вагон на станции поставили на запас, — кондукторша и вожатый на свободе рассказывали товарищам в ожидальне про «мальчика со смертью» с теми именно подробностями, какие кондукторше пришлось наспех присочинить на месте происшествия. И она даже сердилась, когда ее сбивали недоверчивыми вопросами и особенно настаивала на присочиненном ею самой:
— Где, милая, он явится, там сейчас несчастие готово. На Крымском-то мосту настил провалился третьеводни. Он прошел по этому месту со своим мешком, а потом ехал грузовик и провалился.
Третьего дня, точно перегруженный, пятитонный [17] автомобиль продавил доски старого истертого настила на Крымском мосту и застрял в щели. Грузовик вытащили. Дыру в настиле заколотили и обставили рогатками. А через три дня вся Москва «знала», что обрушился «ничего подобного» не случилось. И любопытные советские служащие по этому опровержению шли вечерком подышать на «москвареку» воздухом и разочарованно смотрели, что по Крымскому мосту попрежнему катятся вагоны трамвая и шныряют моторы...
Вожатые подсмеивались над кондукторшей, уверяя, что Крымский мост цел. А один прибавил:
— Ну уж тебя, тетка, я в парк через Крымский мост не повезу: провалится. Больно ты врать здорова.
— Болтают зря: мальчика какого-то со смертью пымали...
— Вас за распространение таких слухов надо бы отправить на Лубянку...
— Сколько вздора рассказывают. То прыгуны какие-то. То столовая на человечьем мясе. А нынче какого-то «мальчика со смертью» на трамвае поймали.
— Ничего подобного, — возражал кто-нибудь из домашних, — не на трамвае, а на вокзальной площади.
— Определенно на трамвае. И будто, как он сел в трамвай, произошло крушение...
— Хорошо, хорошо. Не спорьте с отцом. Вот я завтра на рынок пойду занавески продавать и уж там всю правду узнаю.
17. Тонна равняется 60 пудам.