Синие глаза
Утро встало над Москвой серое, холодное. Легкий ветерок подметал улицы, кидая в лицо прохожих противную холодную пыль. Над городом нависло густое облако колокольного звона. Разбитыми клячами тащились по улицам обшарпанные трамваи, увитые по бокам роями серых солдат, и непременно с мальчишкой на "колбасе" последнего вагона. У хлебных и овощных лавок стояли бранчливые очереди.
- Кто за вами? Я последний! - произнес обычную формулу Андрюшка Кучеров, становясь в очередь.
- Становись, - не оборачиваясь к Андрюшке, сказал солдат с белыми мучными пятнами на спине и аккуратно свернутым мешком под мышкой.
- А ты читал, чего на стенах наклеено? Листочки Военно-революционного комитета. В Петербурге началось. Керенского прогнали, - сказал Андрюшка.
- Полно врать-то! - оглянулась женщина впереди мешочника.
- Ты за хлебом?
- За хлебом.
- Что это у тебя карточек так много? - спросил солдат.
- Я за весь дом. Да еще у нас раненые в лазарете... У меня пропуск на двоих.
- А у тебя тоже много. Ты что, тоже из лазарета?
- Вроде этого.
- К нам теперь и от нас без пропуска ни туда, ни сюда. Юнкера, наверное, теперь до Манежа распространились.
- А документы, - осторожно спросил солдат, - спрашивают?
- Обязательно.
- Батюшки светы! А я из дому ушла рано! - всполошилась баба. - Ни юнкеров, ни пропусков не было. И документов нет - одни карточки. Уважаемый, - обратилась она к солдату, - будь любезный, запомни меня. Я за пропуском побегу. Запомни синие мои глаза...
- Верно, красавица, глаза синие! - подтвердил солдат.
- Не пустят, - заметил Андрюшка.
- Все одно побегу... Граждане, запомните мои синие глаза. У меня трое малых ребят дома.
Она покинула очередь и хотела бежать, но в эту минуту на Волхонку от Моховой влетел грузовик. В кузове тесной кучей стояли, качаясь и толкаясь, юнкера и стреляли назад вдоль улицы из винтовок с примкнутыми штыками.
Очередь прижалась к окнам магазина. Вслед за грузовиком из-за угла вывернулся второй. В нем густо стоял народ в картузах, с винтовками без штыков, направленными вперед; не стреляя, грузовик гнался за юнкерами. Женщина с синими глазами кинулась поперек улицы, хотела прошмыгнуть между грузовиками. Юнкерские пули защелкали по мостовой. Женщина вскрикнула и упала ничком.
Второй грузовик круто повернул, едва не вылетев на панель, чтобы не задавить женщину. Грохнули и с этого грузовика выстрелы, и он помчался дальше, нагоняя юнкеров.
- Теперь я первый, - сказал солдат, - а ты последний.
Улица в обе стороны несколько минут была совсем пуста. Гремели запоры железных ворот. Из окон запертой продовольственной лавки смотрели на улицу испуганные продавцы.
Солдат подошел к женщине, посмотрел: взяв под мышки, подвинул ее к краю тротуара и повернул навзничь.
- Готова! - сказал солдат. - Ловко ударили гады! Ладно! Запомню я, милая, твои синие глаза!
Женщина лежала мертвая, строго улыбаясь, и, широко раскрыв синие глаза, смотрела в серое небо.
К лавке подъехал полок на дутых шинах. Из-под брезента смотрели буханки. Вкусно запахло свежим черным хлебом... Лавка открылась... Продавцы начали выгружать хлеб и вносить в лавку, поглядывая на убитую. Извозчик слез с козел, снял шапку и спросил солдата:
- Чего это?
- Юнкера балуются!
- Так...
Солдат отвел Андрюшку в сторону и сказал, бегая белесыми глазами по сторонам:
- Вот что, хлопчик: пропуск у тебя на двоих?
Андрюшка прищурился:
- Видать, товарищ, документов нет? Давай сюда карточки!
Солдат отдал карточки Андрюшке.
Хлеб разгрузили. Извозчик сказал:
- Положите, товарищи, женщину на полок. Чего ей тут валяться! Свезу куда надо.
- И то!
Тело подняли, положили на полок и прикрыли брезентом. Извозчик погнал рысью лошадь с места.
Из двери лавки выглянул заведующий.
- Невелика нынче очередь у нас, - сказал он, обращаясь к солдату и Андрюшке. - Пожалуйте, граждане!..
Солдат и Андрюшка вошли в лавку. Барышня, отстригая купоны, удивилась:
- Что это у тебя, Андрюшка, столько новых карточек?
Тот отдал честь и распустил свой большой мешок.
Пока они получали хлеб и укладывали его, в магазин набралось один по одному порядочно народу.
Волхонка была пуста. Трамваи не ходили. Женщины и мальчишки с котомками перебегали от одной лавки к другой. Далеко били одинокие выстрелы. Где-то близко застучал пулемет...
- Куда нести-то? - спросил солдат.
- Прямо переулком, за угол, - ответил Андрюшка. - Мы из судаковской усадьбы.
На углу, под каменной стеной судаковского сада, похаживал, ежась от октябрьского холодка, юнкер.
- Пропуск! Куда столько хлеба несете?
- У нас лазарет, товарищ, - ответил солдат. - Пропуск на двоих...
- Проходите.
- А покурить есть?
- Проходи! - грозно крикнул юнкер.
Солдат завернул за угол и крикнул:
- А золотых погонов тебе не носить!
Юнкер рассердился и выскочил за угол, вслед за солдатом. В тот же миг на другом углу, по гребню орловских конюшен, прочертило огнем, и, словно кто коленкор разорвал, раздался залп. Пули исщербили штукатурку ограды и шмелями гудели, улетая. Юнкер юркнул под защиту каменной стены. Солдат с Андрюшкой побежали к воротам судаковского дома...
У калитки дежурил Еванька. Он живо отодвинул засов и впустил солдата и Андрюшку во двор.
- Здорово! - сказал, опустив мешок на землю, солдат и вытер со лба пот рукавом.
К ним подошел Варкин. Он и солдат остро взглянули друг другу в глаза. Варкин начал быстро задавать солдату вопрос за вопросом, сам сейчас же отвечая:
- Какого полка? - "Сто восемьдесят восьмого запасного". - В командировке? - "Точно так". - Документы? - "Украли". - На какой мы сейчас стоим платформе, товарищ? - спрашивал Варкин.
- Мы сейчас на платформе за немедленный мир.
- А насчет земли? Отобрать у помещиков. Немедленно! Ясно? Про бедноту слыхал?
- Сам бедняк!
- Вижу. Ну, Аника-воин, ладно, оставайся. Зачислен на довольствие.
Андрюшка с помощью Еваньки поволок мешок с хлебом на кухню.