Выздоровление
В передней лазарета доктора встретил Варкин.
- Это ты, Варкин? - спросил доктор, взглянув на руку солдата.
- Точно так!
- Здравствуй, Варкин!
- Здравия желаю, товарищ доктор! Честь имею доложить, что в лазарете все обстоит благополучно. Раненых состоит прежнее число - одиннадцать человек. Свободных коек - одна.
Доктор разделся, покурил, вымыл руки и спросил тихонько Лизавету Ивановну:
- Умер кто? Какое было ранение? Почему Варкин говорит - одиннадцать? Ведь один умер?
- Никто не умер, - своим ровным ледяным голосом ответила Лизавета Ивановна.
- Но я слышал своими ушами от Анны Петровны сейчас!
- У вас есть свои глаза.
- Дайте халат.
Войдя в палату, доктор остановился, окинул взглядом койки и сосчитал: верно, двенадцать коек.
Все раненые, кроме одного, лежали на спине, а этот, с забинтованной головой, лежал на боку; он не то спал, не то прикинулся спящим. Доктор пробормотал:
- Однако у барыни-то невроз.
- Что вы сказали? - спросила Лизавета Ивановна.
- Ничего, это я про себя. Осмотрим ваши перевязки... Начнем отсюда.
Лизавета Ивановна откидывала одеяла. Взглянув на табличку в ногах с фамилией и описанием ранения, доктор делал перевязку и переходил к следующей койке.
- Молодцом, молодцом! Поправляйся! - говорил он каждому.
Не тревожа спящих, доктор подошел к солдату с забинтованной головой. Сквозь старый бинт слегка просочилась кровь.
"Общая контузия газами. Рана в голову. Ефрейтор Чириков Степан. Љ989. Воинский билет Љ2759".
Раненый открыл глаза.
- Здорово, Чириков! Как дела? Как самочувствие? Болит? На что жалуешься?
- Здравия желаю, ваше высокородие, товарищ доктор! Благодаря вашим заботам как будто лучше... - твердо ответил Чириков. - Вроде бы мне можно и вставать...
- А ну попробуй, голубчик, сядь. Так, так! Чудесно, чудесно! Поддержите его, Лизавета Ивановна. Спусти ноги, братец... Обопрись на сестру... Ну, попробуй встать... Молодцом! Через недельку я тебя выпишу.
- Да я бы хоть сейчас плясать, ваше высокородие!
- Ну, а ты, Варкин, что? - спросил доктор.
- Да все бы, товарищ доктор, ничего, только третий день будто в лихорадке.
- Счастливо, ваше высокородие! - ответил Чириков.
Доктор и Лизавета Ивановна вышли из палаты.
Варкин запер за ними дверь и вернулся в палату.
Чириков сорвал с головы повязку и раскланивался во все стороны. Это был Аника-воин.
- Разыграли как по нотам! - сказал Варкин. - Ну, поздравляю! Теперь ты ефрейтор Чириков. Понял свою перемену?
- Рад стараться, товарищ Варкин!
- Носи его имя с честью. Хороший был товарищ! Воинский билет получишь из конторы при выписке.
- Покорно благодарим!
С одной из коек послышались всхлипывания. Все обернулись туда. Плакал раненый молодой солдат. Из темных глаз его по бледному лицу, опушенному рыжеватой бородкой, катились слезы.
- Комедию ломаете! - говорил он. - А Чириков-то умер. Снесли в погреб, кинули без гроба, будто дохлую собаку!
Варкин подошел к молодому солдату и, отирая ему слезы краем простыни, сказал:
- Утешься, Ваня! Гроб мы Чирикову заготовим и похороним с честью.
На дворе зафыркал мотор. Доктор готовился уезжать и уже занес ногу в автомобиль, но раздумал и пошел к главному подъезду особняка: доктор захотел повидаться с Федором Ивановичем.
- Они в картинной галерее! Пройдите коридором, широкая дверь прямо, - указала Аганька.
- Осторожно! Архип, держи за левый угол! - покрикивал Федор Иванович, с отверткой в руке, принимая на себя угол тяжелой большой картинной рамы. - А, Михаил Абрамович! Наконец-то! Сейчас. Одну минуту...
Кучер и Ширяев осторожно опустили картину нижним краем на паркет. Доктор залюбовался: перед ним на зеленом лугу чудесного сада, под навесом темнолистых дерев, мальчики, сплетясь руками и смеясь, вели грациозный хоровод, едва касаясь травы легкими стопами.
- Прекрасная картина! - похвалил Михаил Абрамович. - Это Пикассо?
- По-вашему, пусть будет Пикассо! А у нас считается Матисс, - ответил Федор Иванович, прислоняя картину к стене. - Вот до чего мы дошли, доктор! Ну, что в Москве? Скоро конец? Кто победит?
- Победят, наверное, большевики. Но это не конец, а начало, - ответил доктор, беря Федора Ивановича под руку.
Он отвел Ширяева к окну и тихо сказал:
- Да полноте, доктор! У Анны Петровны галлюцинации? Видения? Вы не знаете моей супруги. У ней психика, так сказать, здоровая.
- Поверьте мне!
- Хорошо, доктор! Я вам вот что скажу... Чего тебе? - с досадой повернулся Федор Иванович к Ферапонту, который, тяжело топая, вошел в галерею и остановился у дверей с шапкой в руке.
- Да там юнкера пришли, так разводящий приказал: вас и меня к коменданту в училище требуют...
- Меня к коменданту? Зачем?
- Да, полагаю, опять насчет чердака. Сию минуту требуют!
Доктор постоял еще минуту перед хороводом мальчиков и, опустив голову, задумчивый покинул галерею и уехал.